Articles

Был бы арестант, а статья найдется

Published on: 19 February 2004

Источник: "Российская газета"

Уголовное право стало мягче, но суды не меняют обвинительно-репрессивный характер.

Толковать и применять законы должны люди безупречной репутации, не гонящиеся за чрезмерным богатством и славой, имеющие время и желание размышлять о таком нравственном понятии, как справедливость — так полагал Томас Гобб, английский философ и теоретик государства.

И сегодня, на мой взгляд, главная проблема судебно-правовой реформы — это не те или иные недостатки действующего законодательства (значительная часть их, кстати, в последнее время устранена), а сама правоприменительная практика, во многом сохраняющая обвинительно-репрессивный уклон. В общественном сознании, не говоря уже о сотрудниках правоохранительных органов и работниках прокуратуры, прочно укоренилась мысль о том, что коль скоро уголовное дело возбуждено, оно непременно должно завершиться обвинительным приговором с последующим водворением обвиняемого в места не столь отдаленные. Доходит до абсурда: то же дело Тамары Рохлиной тянется без малого шесть лет, доказательств, естественно, не прибавляется — их как не было, так и нет, а у прокуратуры все не хватает духа отказаться от обвинения.

Иные дела и вовсе — плод проявления «административного восторга» следователей, буквально иллюстрирующий поговорку о превращении мухи в слона. Вот передо мной заурядное уголовное дело, возбужденное в связи с дорожно-транспортным происшествием: две машины столкнулись, водители не сошлись во взглядах на то, кто был виновником случившегося, последовал резкий обмен мнениями, а затем и обращение пострадавшего с заявлением в милицию. По мере того как это дело расследовалось, оно обрастало все новыми эпизодами. Через месяц выяснилось, что виновник ДТП (который, кстати говоря, с лихвой возместил материальный ущерб) якобы еще и оскорбил потерпевшего словом и действием. Еще через месяц обнаружилось, что у потерпевшего в тот день пропали какие-то вещи. Еще через две недели потерпевший внезапно принялся настаивать, что именно это ДТП явилось причиной его последующего расстройства здоровья. В итоге всего ответчик был взят под стражу и теперь ждет, какие еще новые преступные деяния будут вменены ему в вину. Во всем этом явственно ощущается опытная рука следователя, по подсказке которого, судя по всему, потерпевший и сочинял все эти «отягощающие вину» эпизоды.

Все это, конечно же, не что иное, как имитация борьбы с преступностью: стоит ли удивляться, что при такой бурной деятельности по поводу разбитой фары остаются нераскрытыми тысячи убийств, изнасилований, нанесений тяжких телесных повреждений, крупномасштабных хищений государственной собственности и незаконного передела частной. Но едва ли не страшнее другое: человек, еще вчера полагавший себя вполне законопослушным гражданином, находящимся под защитой государства, внезапно на собственном опыте получает возможность убедиться в справедливости поговорки: «От сумы и тюрьмы не зарекайся». И хотя писатель Эдуард Лимонов полагает, что тюрьма возвышает душу и «приближает к Богу», мне больше по вкусу мнение другого писателя — Варлама Шаламова, который рассматривал тюремно-лагерный опыт как переживание сугубо отрицательное, ничего позитивного в душу человека не привносящее.

Как-то раз, навещая приятеля в больнице, я увидел чудовищную надпись в качестве заголовка «санпросветительской» газеты: «Рак желудка — это та болезнь, которая круто изменит всю вашу жизнь». Упаси Господь! Так и тюрьма круто меняет всю траекторию человеческого бытия и может стать прологом к распаду человеческой личности. Трудно передать тот психологический шок, который испытывает человек, впервые попадающий в эту «обитель скорби». А всему причиной следователь, который полагает, что коль скоро есть уголовное дело, то должен быть и осужденный.

Несколько лет назад в одной из статей я назвал следственный изолятор «филиалом ада на земле», теперь точно к такому же определению, независимо от меня, пришел судья Сергей Пашин. Наверное, оно близко к истине.

Не знаю, как обстоит дело в других странах, но, по-моему, только в России столь распространен и популярен жанр «тюремного шансона» — герои этих сентиментальных песенок неизменно предстают либо как невинные страдальцы, либо как жертвы обстоятельств, но только не как преступники, которые и в самом деле нанесли обществу серьезный вред и заслуживают самого сурового осуждения. Наверное, нам имело бы смысл задуматься: не лежат ли истоки такой психологии в фактах нашей «тюремно-лагерной жизни»? Практика убеждает меня в том, что человек, однажды попавший в тюрьму за малозначительное преступление, нередко уже не в силах противостоять логике вещей, которая раз за разом приводит его во все ту же тюрьму, становящуюся для него «домом родным». В этом плане меня буквально поразила исповедь одного известного гитариста, в прошлом — «вора в законе». Первый срок он получил еще в юности за мелкую кражу. Затем, выйдя на свободу и не имея возможности устроиться на работу, он, поголодав дней десять, отнял у гражданина батон колбасы и сел, кажется, на 10 лет уже за грабеж, как рецидивист. Дальше побег, новый срок, «коронация» на звание «вора в законе» и дальше как в песне — «судьба тюремная моя». Если бы не комиссия по помилованию, неожиданно принявшая решение о его освобождении ввиду искреннего раскаяния, высоких трудовых показателей и обещания начать новую жизнь, так бы и мыкался он по тюрьмам и лагерям — и кому бы была от этого радость?

Мне вполне близка позиция тех юристов и правозащитников, которые ратуют за более широкое внедрение наказаний, не связанных с лишением свободы, особенно если человек совершил противозаконное деяние в первый раз, осознал свою вину, компенсировал материальный и моральный вред. Бывает и так, что человек просто не в силах противостоять складывающимся обстоятельствам. Как, например, та молоденькая продавщица, о которой недавно поведали СМИ: она выдавала под расписку продукты своим месяцами не получающим зарплату землякам, а здесь вдруг — ревизия, суд и обвинительный приговор. Не лучше ли было привлечь к ответственности тех, кто, задерживая зарплату, фактически присваивает себе чужое имущество?

Проблема заключается в том, кто в каждом конкретном случае будетрешать, что является не только законным, но еще и справедливым? Для следователя, прокурора, судьи, воспитанного в духе тезиса прокурора Крыленко «суд — это расправа», такая задача зачастую оказывается непосильной. Вот почему на сегодняшний день подготовка не просто квалифицированных, но и высоконравственных юристов должна стать одним из приоритетов государственной политики в сфере образования. Наверное, даже нравственность должна стоять на первом месте: недостаток знаний можно впоследствии пополнить усиленным самообразованием, а вот отсутствие некоего «морального стержня» ничем не компенсировать.

В умелых руках закон должен напоминать скальпель, отсекающий от общественного организма все действительно вредоносное, но при этом не повреждающий здоровых тканей. В руках нынешних правоприменителей он нередко выступает в качестве гильотины, разом губящей у людей веру в справедливость, милосердие и оправданность действующей власти. Как пел в свое время Владимир Высоцкий: «Сколько веры и леса повалено!» А сколько еще будет, если правосознание тех, от кого зависят судьбы людей, не изменятся в соответствии с принципами справедливости и гуманизма.

Site map

Contact

© Anatoly Kucherena. All rights reserved.