Articles

В сетях беззакония

Published on: 13 December 2002

Цель данной статьи - на примере едва ли не самого трагического уголовного дела нашего времени показать, как на практике осуществляется судебная реформа - основа основ демократического государства. Но, главное, привлечь внимание к трагической судьбе конкретного человека, которого опутали сети беззакония, не давая ни малейшего шанса вырваться из них. А заодно напомнить, что на месте этого человека может оказаться каждый из нас.

Может быть, кто-то задумается. Может быть, кому-то станет стыдно за то, что вместо движения по пути к демократическому судопроизводству мы оказываемся в каком-то сюрреалистическом мире набоковского "Приглашения на казнь", где логика судопроизводства не поддается никакому рациональному обоснованию.

У меня порой создается впечатление, что судебная реформа, о которой так много спорили в последние десять лет, и, особенно, в уходящем году, существует как бы в двух измерениях.

Первое - виртуальное пространство политических и правовых дискуссий. Там шли ожесточенные дебаты о предельном возрасте работы судей, о сроках полномочий председателей судов всех уровней, о порядке привлечения судей к дисциплинарной, административной и уголовной ответственности. В конце концов, все участники этих дискуссий пришли к полному "взаимному непротивлению сторон". Государственная Дума приняла поправки к закону "О статусе судей" и другим законам, а также новый Уголовно-процессуальный кодекс. Таким образом, в виртуальном пространстве судебная реформа состоялась, и все участники этого многострадального процесса вздохнули с облегчением. Подписано - и с плеч долой!

Общество в своем абсолютном большинстве вообще не поняло, о чем, собственно, шла речь, и никак не отреагировало на "судьбоносные" новации. Вообще, непрозрачность и непонятность реформ для простого человека, их абсолютная оторванность от его конкретных интересов и потребностей - самая характерная черта всего последнего десятилетия.

Второе измерение судебной реформы - уже не виртуальное, а вполне реальное пространство залов заседаний российских судов. Поверьте на слово юристу-практику: никому из тех, кто по долгу службы или просто из любопытства бывает там, не придет в голову мысль о том, что суд в нашей стране и в самом деле реформируется. Все те же убогие, обшарпанные помещения, все та же нехватка всего и вся - от бумаги для ксерокса до конвертов, все те же грубость и бездушие технических работников, что и год, два, три, десять лет назад.

Но, главное - все та же удушающая атмосфера судебного учреждения, где непременно должны покарать, "засудить", но уж никак не рассудить по закону и по совести. Где человеческие судьбы неумолимо перемалываются медленно вращающимися жерновами созданной еще в советские времена машины по "борьбе с преступностью". Где впору при входе написать: "Оставь надежду, всяк сюда входящий".

Эти мрачные и, готов признать, граничащие с мизантропией мысли посещают меня всякий раз, когда я оказываюсь на очередном заседании Наро-Фоминского городского суда, рассматривающего дело моего доверителя - Тамары Павловны Рохлиной. Около года назад тот же самый суд, правда, в другом составе, после долгого закрытого процесса без всяких на то оснований решил, что якобы именно Тамара Павловна в ночь со 2 на 3 июля 1998 года убила своего мужа - депутата Государственной Думы, генерала Льва Рохлина. Приговор суда гласил: "Восемь лет лишения свободы в колонии общего режима".

Защита обжаловала этот неправосудный приговор. Московский областной суд снизил срок наказания Тамаре Павловне до четырех лет лишения свободы.

Трудно предположить, что председательствующая в судебном заседании в самом деле верила, что это преступление совершила Тамара Павловна. Наш суд, увы, не самый гуманный суд в мире. Четыре года лишения свободы назначают у нас за незаконный частный извоз или за кражу двух молочных поросят. За получение взятки в несколько сотен долларов некоему чиновнику из Госдумы как-то дали девять лет. А здесь якобы хладнокровное убийство - и четыре года?

При этом Тамаре Павловне в те дни усиленно намекали на возможность обратится к президенту с просьбой о помиловании. Не сомневаюсь, что президент пошел бы навстречу такой просьбе. Но помилование может просить тот, кто чувствует себя в чем-то виноватым. А Тамара Павловна настаивала и продолжает настаивать на своей полной невиновности.

Защита обратилась в Верховный суд, который отменил все предыдущие приговоры судов ввиду допущенных грубых нарушений уголовно-процессуального законодательства и очевидной недопустимости доказательств и направил дело в Наро-фоминский городской суд на новое рассмотрение.

Откровенно говоря, мне казалось, что на этот раз дело будет рассмотрено гласно и максимально объективно. Все-таки, Верховный суд - это высшая и наиболее авторитетная судебная инстанция страны и игнорировать ее оценки вряд ли возможно.

Но в первый же день повторного процесса в Наро-Фоминске стало ясно, что моим надеждам вряд ли суждено сбыться. Государственный обвинитель г-н Локтионов сразу же заявил, что его раздражает, когда журналисты направляют на него телекамеры и суют к лицу микрофоны, и потребовал сделать процесс закрытым. Среди прочего, прокурор утверждал, что процесс якобы провоцирует "нездоровый общественный интерес".

Прокурор, вероятно, позабыл, что гласность судопроизводства является его основополагающим принципом, закрепленным в Конституции России (статья 123) и УПК РСФСР (статья 18). Исключения из этого принципа могут быть сделаны лишь в тех особых случаях, когда речь идет об охране государственной тайны, половых преступлениях или преступлениях лиц, не достигших 16-летнего возраста, а также во избежание разглашения интимных сторон жизни участвующих в деле лиц. Ни одного из этих указанных в законе оснований в данном деле не имеется. Более того, и сама подсудимая - Тамара Павловна Рохлина и потерпевшая - ее дочь Елена настаивали на открытом процессе.

Что же делает председательствующая на процессе судья Матвеевская? Вместо того, чтобы со всей определенностью указать прокурору на незаконность его требований, она безропотно идет у него на поводу и объявляет процесс закрытым.

Для чего это делается? Уж не для того ли, чтобы провести этот процесс келейно, неподконтрольно для общественности? Другого объяснения придумать трудно?

Слава Богу, что к этому делу действительно существует общественный интерес. По нему уже высказывались видные политики, правозащитники, военные. Все они, все без исключения, убеждены в невиновности Тамары Павловны. И все они выступали за то, чтобы процесс по ее делу велся максимально гласно, открыто для общественности. На мой взгляд, совершенно здоровое стремление.

Давление общественного мнения, очевидно, вынудило судью Матвеевскую изменить первоначально решение и вновь сделать процесс открытым. Это обстоятельство, надеюсь, дает нам право поставить на обсуждение общественности странный на первый взгляд вопрос: во имя чего этот процесс вообще ведется?

Для суда, как говорили еще дореволюционные русские юристы, правда важнее пользы. Так давайте задумаемся, какую же правду можем мы установить три с половиной года спустя после того, как преступление было совершено?

Как известно, генерал Рохлин был убит на своей даче в ночь со 2 на 3 июля 1998 года. Едва прибыв на место происшествия 3 июля 1998 года, и еще не приступив к следственным действиям, старший следователь Генеральной прокуратуры по особо важным делам Николай Емельянов заявил перед телекамерами, что ему уже известно, что убийство совершила Тамара Павловна на "бытовой почве".

Это дикое с правовой точки зрения заявление, попирающее сам принцип презумпции невиновности, тогдашний генеральный прокурор Юрий Скуратов впоследствии, правда, с очень большим запозданием, справедливо назвал непрофессиональным и "просто глупым". Однако после того как оно было сделано, следствию не оставалось ничего другого, как мертвой хваткой вцепиться в так называемую "бытовую версию". Следователей не смущало, что для убийства собственного мужа у Тамары Павловны не было никаких мотивов: в тот вечер в семье не происходило ни скандалов, ни ссор, да и раньше отношения между супругами были нормальные. Нельзя не отметить, что только благодаря Льву Яковлевичу обеспечивалось лечение больного сына Игоря, выздоровление которого и сегодня составляет смысл жизни Тамары Павловны.

Кроме того, следствие, а затем и суд проигнорировали показания всех свидетелей, говоривших о том, что в адрес генерала неоднократно поступали угрозы, что за ним следили неизвестные лица. Суд решил, что общественно-политическая деятельность генерала и депутата Рохлина, прошедшего войну в Афганистане и Чечне и активно разоблачавшего коррупцию и разного рода аферы, в том числе связанные с незаконной торговлей оружием, ни для кого не представляла никакой угрозы. А потому "назначил" ему во враги собственную жену, с которой они в мире и согласии прожили более 30 лет.

Эта изначальная заданность помешала следователям провести ряд действий, необходимость которых очевидна не только первокурснику юридического вуза, но и любому читателю детективной литературы.

Во-первых, было необходимо установить, кто же находился на даче Рохлиных в ночь со 2 на 3 июля 1998 года. Может показаться фантасмагорией, но даже этого следствие не сделало! Оказывается, в доме был человек - солдат Роман Маликов, помогавший семье Рохлиных в ведении хозяйства, о нахождении которого в ту роковую ночь на даче следователь Соловьев впервые узнал лишь на суде! Где гарантия, что следователи не "просмотрели" пребывание на даче еще каких-то людей?

Не осмотрев должным образом местность вокруг дачи и фактически затоптав возможные следы настоящих преступников, многочисленные следователи уже никогда не позволят кому-либо дать объективный ответ на вопрос: могли или нет в ту ночь проникнуть на дачу посторонние лица? Технически этому ничто не препятствовало: среди прочего, дверь на балкон комнаты, где был убит Рохлин, была открыта. А потому у меня нет никаких оснований не верить Тамаре Павловне, которая утверждает, что убийство совершили неизвестные люди в масках.

Впоследствии, вероятно, осознав столь вопиющее упущение, следствие подошло к проблеме с другого конца. Оно попыталось доказать, что на участке, где находилась дача Рохлиных, жила якобы очень злая собака, которая в принципе не могла допустить в дом посторонних. Эта собака - сенбернар Рокки - так и не смогла понять, чего добивались от нее участники следственного эксперимента под предводительством следователя Соловьева, которые кричали, размахивали руками и буквально бросались на нее, и с глубоким недоумением отошла в сторону. После чего в протоколе следственного эксперимента появилась запись: "Собака заняла агрессивно-оборонительную позицию".

Для всякого, кто хотя бы читал рассказы Конан-Дойла, очевидно также, что следователь не должен иметь предвзятых мнений; он обязан послушно идти за фактами. Теоретически подозревать в убийстве было допустимо всех, чье нахождение на даче в ту ночь было следствием установлено. Казалось бы, логично было снять отпечатки пальцев у этих людей, взять смывы с их рук и одежды на предмет установления следов пороха. Но и этого не было сделано! Такого рода экспертиза была проведена только в отношении Тамары Павловны. Но она ничего не дала: ни на руках, не на одежде не было обнаружено сопутствующих следов выстрела. Не было обнаружено и ее отпечатков пальцев на пистолете, из которого был предположительно убит Рохлин.

Расскажу трагикомический эпизод. На суде я задавал вопрос следователю Наро-фоминской прокуратуры Прохоровой (в то время -Пивень): почему с первых минут следствия подозреваемой оказалась именно Тамара Павловна и почему другие лица, находившиеся в доме, на предмет причастности к убийству не проверялись. Она ответила, что таковы были указания ее начальства. Я, естественно, попросил уточнить, чьи именно. Оказалось, что следователь этого совершенно не помнит. Тогда я спросил, видела ли она человека, который давал ей эти указания, когда-нибудь прежде. Оказалось, что не видела. И здесь я задал вопрос, который очень обидел следователя Пивень. А между тем, он вполне логичен. Я спросил, каким образом она вообще определила, что человек, который давал ей эти указания, имел на то соответствующие полномочия? А вдруг это никакой не прокурорский начальник, а некий уголовный "авторитет", заинтересованный в том, чтобы направить следствие по ложному пути? Кстати, такие случаи в следственной практике бывали.

Оказалось, что и на этот вопрос следователь Пивень ответить не может. Среди прочего, ее ответ бы важен для защиты потому, что те следственные действия, которые совершала следователь, никак не согласуются с действующим уголовно-процессуальным кодексом. Например, медицинское освидетельствование Тамары Павловны поводилось в присутствии понятого - мужчины. И, естественно, в силу этого было неполным. Можно сделать предположение, что у следователя Пивень и ее начальников был, вероятно, на руках какой-то собственный УПК. Естественно, я хотел узнать, действовала ли Пивень по собственной инициативе или по указанию начальства. Оказалось, что по указанию. Вот только ни имен, ни лиц этого начальства она не помнит. Зато память следователя каким-то образом сохранила ее разговоры с Тамарой Павловной, в которых та, якобы, рассказывала ей, как хорошо она умеет стрелять. При этом сам Лев Яковлевич неоднократно говорил в разных интервью, что его жена не просто не умеет обращаться с оружием, но и ненавидит его до такой степени, что могла бы стать активисткой какого-нибудь антимилитаристского движения.

У меня возникает вопрос: могут ли доказательства, полученные со столь грубыми нарушениями УПК, лечь в основу обвинительного заключения. Отвечать на него не имеет смысла, потому что доказательств по сути не имеется. Это не более чем набор домыслов и предположений, юридическое значение которого ничтожно.

Среди прочего, ни следствие, ни суд так и не подтвердили произвольное утверждение о том, что Тамара Павловна якобы могла самостоятельно открыть входную дверь, чтобы, как утверждает следствие, выйти на участок и выбросить пистолет. Эта дверь, как показывают материалы дела, запиралась на ночь на очень сложный засов, который могли открыть только охранники с помощью специального приспособления.

Следствие даже не смогло установить точное время, когда был убит Лев Рохлин. Соответствующий вывод в обвинительном заключении, вопреки результатам экспертизы, искусственно подгоняется под показания свидетеля обвинения - охранника. Кстати и версия следствия о "неприязненных отношениях" в семье Рохлиных базируется исключительно на показаниях этого свидетеля.
Из рассказа охранника возникает странная картина. В ночь со 2 на 3 июля Тамара Павловна, по его словам, якобы неоднократно подходила к нему и говорила, что Лев Яковлевич мертв. А он, Плескачев, то шел в гараж курить и слушать музыку, то ел плов и салаты, то стирал себе рубашки, словом, не обращал на слова Рохлиной никакого внимания. Его лихорадочная активность в ночь гибели Рохлина выглядит особенно странной на фоне его же собственного заявления о том, что всю предыдущую ночь он провел без сна. Да и можно ли всерьез представить себе, чтобы охранник действовал подобным образом?

Кстати, мало кто помнит, что на следующий день после гибели Рохлина этот человек заявил по телеканалу ТВ-6 о том, что в виновность Тамары Павловны он не верит. Впоследствии, усваивая версию следствия, он вынуждал себя верить в ее вину все больше и больше. Что же заставило его изменить свою позицию?
Возникает вопрос: а был ли свидетель вообще на даче всю ночь со 2 на 3 июля? Очень многое говорит о том, что вернулся он туда лишь под утро, а, следовательно, его показания могут быть в значительной мере плодом его воображения.

Суд так и не установил, каким образом на теле Тамары Павловны к моменту ее задержания появились многочисленные синяки. Ведь достоверно известно, что еще накануне той ночи, когда был убит Рохлин, она чувствовала себя совершенно нормально, и ни на что не жаловалась. Тамара Павловна утверждает, что эти повреждения нанесли ей люди в масках. Коль скоро судом иного не установлено, какие у него основания не верить ей?

Здесь я перечислил лишь малую часть "белых пятен" проведенного следствия. Возникает вопрос, каким образом можно устранить их в суде сегодня? Ведь уже год назад на суде в Наро-Фоминске тот же следователь Соловьев и другие свидетели говорили, что многое они уже не помнят. Ничего не помнит сегодня и следователь Пивень. Есть ли надежда, что под влиянием каких-то факторов их память вдруг прояснится?

В этих условиях новый суд становится заведомо бессмысленным, приобретает характер трагифарса. За все это время Тамара Павловна полностью лишилась здоровья. Я не имею права называть диагнозы, но поверьте, продолжение процесса равнозначно для нее смертному приговору без суда. Какие "высокие" соображения могут оправдать такой исход дела?

Ели мы абстрагируемся от таких заведомо ложных и не имеющих ничего общего с задачами правосудия целей как спасение "чести мундира" работников Генеральной прокуратуры - гг. Емельянова, Соловьева и Индюкова, осуществлявших расследование по данному делу, то будем вынуждены признать: никаких доказательств виновности Тамары Павловны за весь предыдущий период не выявлено и в настоящее время взять их тем более неоткуда. И, тем не менее, знаю это наверняка, в прокуратуре есть люди, которые преисполнены решимости довести процесс до обвинительного приговора любой ценой. Даже ценой жизни подсудимой.

Мне кажется, что из этого заколдованного круга есть единственный выход. Государственный обвинитель должен набраться мужества и признать очевидное: доказательная база в отношении Тамары Павловны юридически ничтожна. Хочу напомнить, даже в советские времена бывали случаи, когда прокурор отказывался от обвинения. И, наверное, это было бы лучшим решением и в данном случае, если мы не хотим, чтобы идеи судебной реформы были скомпрометированы еще до начала реальных попыток претворить ее в жизнь. Если мы не хотим и дальше продолжать опасный путь по накатанной колее беззакония.

И еще. На суде следователь Пивень с гордостью заявила, что после дела Рохлиной она "расследовала" еще 50 уголовных дел.

"Это для Вас, - сказала она мне, - дело Рохлиной - это дело всей жизни".

Да, действительно, для меня это дело всей жизни. Потому что я убежден: торжество "кривосудия" будет означать крах всех надежд на демократическую реформу судопроизводства. А в условиях отсутствия независимого суда и адвокат по сути дела ни к чему. Если только адвокат - это действительно "защитник людей", как говорил один старый юрист, а не государственный чиновник и не слуга сильных мира сего в разного рода неправедных делах.

Site map

Contact

© Anatoly Kucherena. All rights reserved.