Статьи

Независимый- не значит компетентный

Опубликовано: 29 Июля 2009

Статья Михаила Ходорковского «Россия в ожидании суда» и отклики на нее со стороны виднейших российских юристов, без сомнения, дают богатейший материал для размышлений, за что нам, вероятно, следует поблагодарить инициатора данной дискуссии. Не буду пытаться «объять необъятное» и выскажу лишь некоторые соображения, возможно, тенденциозные - в силу присущего автору этих строк «адвокатского уклона».
Позволю себе привести одну цитату. «У нас не существует нелицеприятного уголовного суда. Тут, правда, политические причины играют решающую роль. Но и наш гражданский суд стоит далеко не на высоте своих задач. Невежество, небрежность некоторых судей просто поразительны, большинство же относится к своему делу, требующему неустанной работы мысли, без всякого интереса, без вдумчивости, без сознания важности и ответственности своего положения». Эти слова были написаны 100 лет назад российским правоведом Богданом Кистяковским и опубликованы в сборнике «Вехи».
А теперь зададим себе вопрос: могло ли за прошедшее столетие положение измениться к лучшему – после двух революций, «военного коммунизма», гражданской войны, «раскулачивания», массового террора, судебных «спектаклей», десятилетий тоталитарного режима, а затем - новой радикальной смены общественного строя  - с хаосом и «балом беззакония»? Словом, после целого века торжества бесправия. Нет, в таких условиях правосознание не укрепляется. И вряд ли даже за последние годы, при наличии определенных усилий со стороны власти и структур гражданского общества, можно было «взрастить» то, что на протяжении десятилетий выжигалось каленым железом – уважение к суду и праву как таковому. Хотя и за эти годы мы наблюдали немало того, что этому уважению, мягко говоря, не способствует. Меньше всего мне хотелось бы проклинать «лихие девяностые» и славить «новую, счастливую жизнь».
На мой взгляд, не следует «ломиться в открытую дверь» и безапелляционно утверждать, что у нас нет независимого суда, что всюду торжествует «басманное правосудие», и при этом настаивать, что без немедленных масштабных реорганизаций судебно-правовой системы, типа тех, что предлагает М.Б Ходорковский, страна не сделает и шага на пути к демократии. Наш путь к справедливому и гуманному правосудию будет долгим и сложным, и здесь категорически неуместны торопливость, радикализм и «перестроечный зуд». К неудовольствию наших либералов позволю себе также заметить, что из того факта, что некий гражданин, например, в силу неосторожности или злого умысла извозчика «попал под лошадь», отнюдь не следует, что этот гражданин является крупным специалистом в деле организации общественного транспорта и все его предложения должны приниматься на «ура».
К тому же, на мой взгляд, ошибочна и порочна модная в либеральных кругах со времен «перестройки» мысль о том, что с помощью тех или иных «идеальных» законов или организационных установлений можно создать такую систему, в которой человеческие, нравственные качества исполнителей – будь то судьи или чиновники – не играли бы решающей роли. На самом деле «кадры решают все» - и никакие своды законов, правил и организационных мер не станут преградой на пути произвола, если их исполнители коррумпированы, бездушны и действуют по принципу «круговой поруки».
Скажу больше: основные организационные реформы нашей судебной системы уже проведены, и надо бы, говоря словами великого русского адвоката В.Д. Спасовича, дать людям возможность «сжиться с новым, привыкнуть к нему, ввести его в действие. Иначе будет получаться как в известной басне И.А. Крылова: «как вы ни садитесь – все в музыканты не годитесь».    
Мы много говорим о независимости судей, и это правильно. Крупнейший русский публицист-государственник Михаил Катков на заре великой судебной реформы 60-х годов XIX века высказал  прекрасную мысль: «Суд независимый и самостоятельный, не подлежащий административному контролю возвысит и облагородит общественную среду, ибо через него этот характер независимости и самостоятельности сообщится и всем проявлениям жизни». Лучше, по-моему, и не скажешь. Важно лишь не отступать от этого принципа во имя политической или какой-либо иной «целесообразности».
Но здесь мне хотелось бы пойти дальше. К сожалению, сама по себе независимость судьи от административного или коррупционного давления еще не означает ни его высокой компетентности, ни свободы от тех или иных стереотипов и предрассудков, и таким образом отнюдь не гарантирует, что его решения будут законны, справедливы и гуманны. Наверное, в эпоху «охоты на ведьм» многие судьи выносили приговоры о сожжении обвиняемых на медленном огне, будучи вполне независимыми и искренне убежденными, что оказывают человечеству величайшую услугу, избавляя его от слуг дьявола. Вот только кому от этого легче? Так что я бы не сводил все именно к независимости.  
Начнем с компетентности. Современный «постмодернистский» мир все более отрицает представление об «объективной реальности», которая подменяется набором самых разнообразных мнений, каждое из которых, по мнению его адептов, имеет право на существование. В этих условиях сакраментальный вопрос Понтия Пилата «что такое истина?» приобретает для судьи особое значение, сколько бы ни говорили о том, что судья и не должен стремиться к установлению истины по делу, а всего лишь обязан «взвешивать» не весах Фемиды аргументы обвинения и защиты. Невозможно «взвешивать» аргументы, не понимая их природы и не будучи способным оценить их доказательную силу.
Вряд ли кто-нибудь станет спорить, что  судья, рассматривающий дела по так называемым экономическим преступлениям, должен блестяще разбираться в том, как функционирует современная финансовая система. А эта материя  по своей сложности не уступает математическому анализу и теоретической физике: недаром в различных банках, инвестиционных фондах и рейтинговых агентствах работают самые талантливые, порой гениальные выпускники лучших университетов планеты, да и они не застрахованы от ошибок, влекущих порой катастрофические последствия.
Даже при наличии современного базового экономического образования, выдающихся способностей и сверхчеловеческого прилежания на овладение этой «супернаукой» у судьи ушли бы долгие годы. Но у него на это физически нет времени: его ждут другие процессы. Но, вероятно, он может полагаться в своих суждениях на заключения экспертов? Едва ли. В экономике сколько специалистов, столько и мнений – причем, как правило, взаимоисключающих. Чем, например, отличается «пирамида» АО «МММ», построенная Сергеем Мавроди, от «пирамиды ГКО», построенной российским правительством? А то и другое – от «пирамиды» Бернарда Мэдофа, который еще совсем недавно слыл одним из самых уважаемых людей на Уолл-стрит, а ныне осужден к 150 (!) годам лишения свободы с конфискацией всего имущества?  А все они, вместе взятые, - от мировой финансовой системы, которая также, по мнению многих экспертов, представляет собой гигантскую «пирамиду» ничем не обеспеченных ценных бумаг и деривативов?
Или, скажем, что именно считать «уклонением от налогов»? Можно ли вменять в вину те или иные схемы их «минимизации» одной компании, если точно такие же схемы использовали и другие, при том что одни эксперты считают эти схемы законными,  другие – законными, но аморальными, а третьи – незаконными, но оправданными в моральном плане.
Сколько раз приходилось наблюдать на суде грустные картины: прокурор, зачитывая обвинительное заключение, пропускает непонятные для него фразы, коверкает экономические термины, особенно англоязычные, а подсудимый вовсю пользуется столь редкой для него возможностью от души посмеяться. Судья же, будучи предельно далеким от этой узкоспециальной проблематики, и вовсе не понимает, о чем идет речь, и просит подсудимого преподать ему хотя бы азы финансовой науки. А ведь этому судье предстоит вынести решение, которое может перечеркнуть судьбу человека!
Но дело не ограничивается только экономикой. В целом ряде «громких» дел последнего времени, оказавшихся в поле зрения Общественной палаты, таких, например, как дела о компьютерном «пиратстве», «дела химиков», обвинявшихся в изготовлении так называемых прекурсоров, дела о признании экстремистскими тех или иных богословских сочинений (был случай, когда районный суд признал экстремистским завещание аятоллы Хомейни, что вызвало вселенский скандал), мы сталкиваемся с одной и той же проблемой: судья в силу своей недостаточной компетентности просто не понимает, о чем именно идет речь. «Сон разума рождает чудовищ» в виде чудовищных, не побоюсь этого слова, судебных приговоров. Естественно, что в этом случае судья будет предельно зависим от внешних влияний – будь то мнение «власть имущих» или превратно понятое «общественное мнение», и обязательно, говоря словами Валерия Зорькина, «войдет в резонанс» с невыгодной для кого-то политической или какой-то иной конъюнктурой.
Выход здесь, возможно, лежит на пути  создания специализированных судов, которые будут заниматься рассмотрением дел, требующих высокой квалификации в тех или иных отраслях знания. Представим себе ситуацию: в ходе операции по пересадке сердца хирург допустил ошибку, и больной умер. Врача отдают под суд. Едва ли будет правильно, если его дело будет рассматривать районный судья, не имеющий ни малейшего представления ни об анатомии, ни о физиологии сердечной деятельности, ни об основах кардиохирургии, а в качестве экспертов будут приглашены исключительно научные оппоненты данного хирурга.
Общественная палата, например, уже давно предлагает создать т.н. ювенальные суды – для несовершеннолетних, совершивших те или иные правонарушения. Судья, ведущий такие дела, должен обладать не только высокой квалификацией и опытом работы, но и иметь педагогические навыки; он обязан разбираться в психологии подростка. Ведь цена вопроса очень велика: допустим, несправедливое судебное решение о заключении под стражу нередко кладет начало исковерканному жизненному пути, в котором тюрьма – «дом родной». А бывает, конечно, что и безнаказанность несовершеннолетних правонарушителей воспринимается ими как своего рода индульгенция на будущие криминальные «подвиги».
Казалось бы, дело ясное: ювенальная юстиция нужна как воздух. Между тем, ее создание в нашей стране раз за разом тормозится. Причем негативное отношение к данному институту прослеживается не только у представителей властных структур, но и у некоторых общественных деятелей. Вот, скажем, известный борец с наркоманией, врач, иеромонах о. Анатолий (Берестов) почему-то считает, что ювенальная юстиция – это «страшный подрыв морального состояния в обществе». Развивая эту «плодотворную дебютную идею», он говорит: «Ювенальная юстиция предполагает, что ребенок может пожаловаться на родителей в суд. Отца или мать могут осудить и оштрафовать за якобы неправильное воспитание и издевательство над чадом. Родитель может шлепнуть по заднице ребенка, а тот подаст в суд. Посмотрите, какое извращение Закона Божьего происходит на наших глазах, а именно 5-й заповеди: “Чти отца и мать твою!” И прививается синдром Павлика Морозова. Теперь у нас появится масса Павликов Морозовых».
Здесь святой отец смешивает, как говорится, «божий дар с яичницей». Во-первых, ювенальные суды создаются отнюдь не для того, чтобы поощрять доносительство детей на собственных родителей, а для того чтобы более объективно и гуманно рассматривать дела несовершеннолетних правонарушителей. А во-вторых, имеются такие отцы и матери, «чтить» которых было бы, мягко говоря, странно. Издевательства над детьми, истязания, жесточайшие телесные наказания, а порой и убийства – все это, увы, стало элементами повседневной российской жизни. И надо понимать, что мы живем не во времена пророка Моисея, а в очень жестоком, озлобленном, несправедливом обществе, жертвами которого чаще всего становятся дети.
Здесь опять же хочется согласиться с Валерием Зорькиным: мало сказать, что именно нужно сделать для улучшения нашей судебной системы. Нужно еще понять, кто заинтересован в этом улучшении, на какие общественные силы можно опереться при проведении тех или иных реформ и как преодолеть сопротивление тех, кто будет выступать против них.
Теперь о стереотипах в мышлении судей. Здесь, к сожалению, на первом месте по-прежнему стоит все тот же пресловутый «обвинительный уклон». Судья нередко искренне мыслит себя в качестве «паладина» борьбы с преступностью, чья обязанность – восполнять «прорехи» следствия, отстаивать «честь мундира» прокуратуры и беспощадно карать порок, да так, чтобы другим неповадно было.
Порой судья не решается вынести оправдательный приговор или, к примеру, освободить обвиняемого из-под стражи, опасаясь обвинения в подкупе. Председатель одного из городских судов любил говорить судье, вынесшему оправдательный приговор: «Вы либеральничаете, а адвокаты за это деньги берут».
Недавно меня просто поразило «откровение» одного из председателей областных судов, который абсолютно серьезно отмечал, что оправдательный приговор в его практике – редчайшее исключение, поскольку качество работы следствия в нашей стране столь высокое, что ошибки практически невероятны.
Отчасти бороться с этим явлением можно было бы путем расширения юрисдикции суда присяжных, который, как правило, более критически относится к работе следствия и позиции обвинения и чаще выносит оправдательные приговоры. К сожалению, вместо этого в последнее время произошло ограничение компетенции судов присяжных, из-под подсудности которых были выведены так называемые государственные преступления. И если мы не должны спешить в проведении тех или иных новых реформ судебной системы, то уж тем более обязаны не допустить проведения «контрреформы», к которой все более активно подталкивают нас некоторые руководители правоохранительных органов и отдельные законодатели. К сожалению, присяжные – тоже часть нашего общества со всеми его фобиями, предрассудками и годами вбитыми стереотипами. Так что, несмотря на банальность данного суждения, приходится признать: какое общество – такой и суд. И по большому счету, путь к его улучшению лежит на пути исправления общественных нравов.  
По этому поводу хотел бы заметить следующее. В 90-е годы прошлого века, на заре нашей судебной реформы я не раз обращался к блестящим  выступлениям великих дореволюционных адвокатов, прокуроров, судебных деятелей в надежде вскоре услышать нечто подобное в нашем российском суде. Увы… И тогда я убедился в справедливости горьких слов: в одну и ту же воду нельзя войти дважды. Великая судебная реформа, проведенная в 60-е годы XIX века по инициативе императора Александра II, стала успешной, прежде всего, потому что она была буквально выстрадана всеми слоями населения. Как отмечал А. Ф. Кони, к тому моменту в обществе давно назрела потребность «поставить на место отживший расправы и волокиты настоящий суд, достойный такого названия». Вот почему первые годы существования  нового суда – гласного, открытого, состязательного - стали настоящим «медовым месяцем» для русской Фемиды. Успешная судебная реформа осуществима лишь в благоприятный исторический период,  когда, говоря словами юриста и бытописательницы Е. И. Козлининой, «с возрождением  достоинства человека возродилось и слово живое», когда «все с восторгом говорили о труде, о братстве, о любви и о свободе», то есть в период «торжества идеи и человеческого духа».
Иными словами, успешная судебная реформа невозможна без оздоровления всей общественной атмосферы, восстановления нормальных, здоровых нравственных ценностей, утверждения зависимости положения человека в обществе от его реального вклада в дела общества и государства, а не от умения оказаться «в нужное время в нужном месте». Одними организационными мерами тут не поможешь. А потому совершенно правильные слова о независимом суде, произносимые как с самых высоких трибун, так и из мрачных «узилищ», так словами и остаются.
Путь к справедливому суду – это путь не революционных скачков и организационных «тектонических сдвигов», это путь «великой эволюции», если угодно, «теории малых дел». На этом пути никто из нас не заслужит лавров «великих реформаторов», и, судя по всему, жить в «прекрасную пору» подлинного правосудия, говоря словами поэта, «уж не придется ни мне, ни тебе». Но идти по этому пути надо. Ибо иного и в самом деле не дано.

Карта сайта

Контакты

© 2006 Анатолий Кучерена. Все права защищены.