Конфликт между французским гражданином Жан-Мишелем Андре и российской гражданкой Ириной Беленькой по поводу дальнейшей судьбы их дочери Элизы стал предметом интенсивного обсуждения  в средствах массовой информации Франции и России.   В связи с этим позволю себе  прояснить мою позицию в качестве посредника в данном конфликте, работающего на общественных началах и не имеющего материальной или какой либо иной заинтересованности в «полной победе» или «безоговорочной капитуляции» одной из сторон.
Прежде всего, я хотел бы выразить свое глубокое уважение к французскому правосудию, в гуманности и объективности которого я имел возможность убедиться. Не сомневаюсь, что французский суд примет по этому делу справедливое решение, отвечающее, прежде всего, интересам ребенка.
Дело это, с юридической точки зрения, чрезвычайно сложное, особенно в силу тех различий, которые существуют применительно к подобным ситуациям в российском и французском законодательстве. Но мне бы не хотелось погружать читателей в дебри юридического крючкотворства и уподобляться адвокату Николя Давиду из романа Александра Дюма  «Графиня де Монсоро», который, как известно, мог легко доказать, что черное есть белое и наоборот. Тем более, я убежден, что разрешение этого конфликта возможно только на путях договоренностей между Жан-Мишелем и Ириной в интересах их общего ребенка – Элизы.
Напомню, что еще 24 апреля 2009 года, когда Ирина Беленькая находилась в венгерской тюрьме в ожидании экстрадиции во Францию, у меня состоялась встреча с г-м Андре в городе Авиньон. В ходе этой встречи он сделал два важных заявления, о которых я бы хотел напомнить. Он, в частности, сказал: «Сегодня проблема не в том, как будет распределена наша дочь между родителями, а в том, чтобы Элиза могла видеть мать и знать, что ее мама не находится в тюрьме».
И еще: «Начав учить русский язык, я стал по-другому понимать свою дочь и смотреть на нее другими глазами. Лиза изначально русская».
Тогда же была достигнута принципиальная договоренность о подписании мирового соглашения, предусматривающего возможность равноправного участия обоих родителей в воспитании ребенка. Ирина Бельнькая это соглашение подписала, г-н Андре – нет.
Сегодня, когда Ирина Беленькая находится во Франции, проживая в комфортабельной квартире, предоставленной ей российским консульством, имеются все условия для того, чтобы Элиза могла свободно общаться со своей матерью. Возможны различные варианты; например, Элиза может неделю или две недели находиться у отца и такое же время у матери. Мне кажется, что это было бы разумным и справедливым решением, которое не ущемляло бы законные права. Нужна только добрая воля со стороны отца. Но ее-то как раз и нет.
Г-н Андре заявил, что, по его мнению, встречи матери с дочерью могут происходить только один раз в неделю в безопасном месте в Марселе, по возможности рядом с вокзалом Сен-Шарль, только в его присутствии в течение одного или полутора часов, желательно во вторую половину дня в пятницу. Таким образом, в силу данных нелепых требований, для ребенка изначально создается психотравмирующая ситуация.
Последняя встреча Ирины с Элизой, организованная на этих условиях, оказалась особенно неудачной. Девочка едва осмелилась подойти к матери. Когда Ирина сказала, что у нее в сумке есть подарок, Элиза спросила, не нож ли это. Возникает вопрос: может ли так думать ребенок, свободный от внешнего влияния? Более того, Элиза уже боится свободно говорить с матерью даже по телефону. У меня есть все основания предполагать, что г-н Андре – сознательно или бессознательно - настраивает Элизу против матери. Зачем ему это нужно?
Судя по заявлениям г-на Андре, он желает воспитывать ребенка единолично и даже собирается отбыть куда-то за границу, только бы оградить ребенка от общения с матерью. Вероятно, он воображает себя отважным Д’Артаньяном, стремящимся вырвать невинную жертву из рук коварной Миледи – именно в таком свете он пытается представить свою бывшую супругу средствам массовой информации.
Оставляя это на его совести, отмечу, что, к сожалению, для воспитания ребенка у г-на Андре  нет ни необходимого опыта (других детей у него не было), ни комфортного места проживания, ни материальных ресурсов, в чем он сам и признается. Однако, используя русскую поговорку, г-н Андре «закусил удила» и «рвется в бой», при том что амбиций у него куда больше, чем амуниции.
Создается также впечатление, что г-н Андре, после 50 лет проживания в полной безвестности, почувствовал себя, наконец, мировой знаменитостью. Еще бы: о нем пишут газеты, к нему обращаются известные всему миру люди, такие, например, как детский доктор Рошаль. Есть от чего голове закружиться!
Чем более скандальной становится ситуация, тем больше у него поводов для интервью, громких заявлений, «сенсационных» разоблачений. К чему все это? Вспоминается рассказ А.П. Чехова «Радость», в котором  мелкий чиновник  счастлив, что одна из газет напечатала, как он в нетрезвом состоянии, выходя из трактира, попал под лошадь. «Теперь обо мне вся Россия знает!», - восклицает он. О г-не Андре знает уже не только вся Россия и вся Франция, но и вся Европа. Вот только та ли это слава, к которой нужно стремиться? Ведь, как писал Борис Пастернак, «позорно, ничего не знача, быть притчей на устах у всех».
Мне кажется, что г-н Андре должен осознать, что его сегодняшняя «знаменитость» - это своего рода «пир во время чумы». «Заложником» этого «бессмысленного и беспощадного» семейного конфликта, вышедшего на международный уровень, оказался ни в чем неповинный ребенок. Элиза хочет, чтобы у нее были папа и мама, которые бы не ссорились между собой и не вовлекали бы ее в свои «разборки». И мне кажется, что, во имя будущего счастья ребенка, г-ну Андре имело бы смысл забыть былые обиды, какие-то несправедливые, а возможно, и не вполне законные поступки «противоположной стороны». Быть может, ему следовало бы вспомнить, что когда-то у них была любовь, и именно во имя этой былой любви, увы, давно минувшей, не вынашивать в себе чувства мести и ненависти.